– Она умоляла тебя как можно скорее бежать от этих дьяволов.
– Вставай, вставай, – грубо толкнул девушку в плечо коленом Эврар.
Эмма коснулась сухими губами лба Пипины.
– Прощай, матушка. Да покоится душа твоя в мире.
Сложив ладони покойной у нее на груди, Эмма какое-то время разглядывала свои залитые кровью руки, промокшую, набухшую алым холстину платья, а затем резко встала на ноги. Слез как не бывало. На ее лице было упрямое и решительное выражение. И еще – ненависть.
«Вылитый Эд», – невольно подумал Эврар, однако забеспокоился, поняв, что Эмма что-то задумала. Подняв с земли лук графини, девушка негромко проговорила:
– Клянусь всей любовью, что питала к тебе, я не уйду из Гилария, пока не увижу, что у этих пожирателей падали кровь так же красна.
Она бегом бросилась вниз. Окованный железными полосами сундук, который не поддался секирам норманнов, распахнулся, когда девушка нажала потайную пружину. Там оказались одежда и парчовые покровы, а сверху лежали колчаны, туго набитые оперенными стрелами, и еще пара луков. Эмма забросила пару колчанов через плечо и только теперь оглянулась на своих растерявшихся спутников.
– Вы намерены помочь мне или нет?
Не дожидаясь ответа, она вручила им луки и запас стрел. Ошарашенные мужчины не возражали, только Эврар свирепо выругался. Ги в отчаянии воздел руки:
– О небо, что ты задумала? – Голос юноши срывался. – Ты не должна этого делать. Они – исчадие ада, а ты… ты как стебель цветка.
Эмма молча закрутила косу, затолкала ее сзади под головную повязку и набросила капюшон.
– Я свое дело сделаю, остальное – воля Божья!
Ги в отчаянии схватил ее за руки:
– Опомнись, во имя всего святого. Это безумие!.. Все равно этим разбойникам не избежать божьей кары…
Девушка вырвалась и отступила на шаг.
– Уповать на Всевышнего – вовсе не значит сидеть сложа руки! И не становись между мною и моей местью, ибо того, кто вмешается, могут поразить стрелы с обеих сторон.
Эврар догнал ее лишь во дворе.
– Тебя выпороть следует. Мальчишка прав, ты ничто против грубых норманнских псов…
Эмма рванулась.
– Прочь, мелит! Ступай своей дорогой, а свою я отыщу сама!
Но он держал ее крепко, прикидывая в то же время, сможет ли, не поднимая шума, силой затащить девушку в лес. Но она словно читала у него в мыслях.
– Я буду так вопить, Эврар, что норманны примчатся сюда, как охотники на звуки гона. Оставь меня, так будет лучше, ты ведь не хочешь, чтобы тебя плетью, как раба, погнали в стадо.
– Нет, – тряхнул головой Меченый. – А вот тебе, я вижу, страстно хочется стать подстилкой для норманнских волков.
Лицо Эммы стало еще бледнее.
– Моя мать не оставила Байе, пока не отомстила за гибель близких. Сознание этого давало ей покой на протяжении всей земной жизни. Я же…
– Но ты не ее дочь! – в отчаянии воскликнул Ги.
– Я дочь графини Пипины! Только ее я знала и любила!
Эврар, все еще державший ее, злобно усмехнулся.
– Кажется, кого-то сегодня выворачивало наизнанку при одном только взгляде на кровь мертвого юродивого?
Губы Эммы дрогнули в печальной улыбке.
– Это было так давно! Во мне все умерло, мелит, умерло и родилось заново.
Кажется, Эврар готов был в это поверить. Легкомысленный облик Птички исчез навсегда, и это юное прекрасное лицо словно состарилось на десятилетие в считанные часы.
– И ты готова убить человека? – с насмешкой спросил он. – Ты, монастырская воспитанница, добрая христианка? Вспомни, чему тебя учили – и подставь другую щеку.
Он загораживал ей дорогу. Эмма вскинула голову:
– Но Евангелие говорит: «Продай одежду свою и купи меч». А что же до убийства… На охоте я убивала и нежных ланей, и благородных оленей, и свирепых вепрей. Неужели я не смогу поднять оружие против убийц моей матери?
Эврар покосился в просвет между бревнами. На лугу норманны заставили пленных подобрать тела убитых. Теперь в любую минуту они могут заявиться сюда.
– То, что ты задумала, выполнить столь же трудно, как быку пролезть в дымовую отдушину, – медленно проговорил Меченый. И, продолжая глядеть прямо в глаза девушки, с насмешкой спросил: – И как же маленькая Птичка собирается отомстить отряду необузданных викингов?
Эмма какое-то время молчала.
– Я проберусь в монастырь Святого Гилария и спрячусь среди построек…
– Монастырь сожгут, – уверенно прервал ее Эврар.
– Я не буду там долго отсиживаться. Их лошади возле частокола, который в нескольких местах прогорел. Я проберусь сквозь брешь и захвачу коня, но, прежде чем уехать, я заставлю мои стрелы отведать крови убийц моей матери.
– Безумие! – простонал Ги. – Ради двух-трех поверженных врагов ты готова рисковать жизнью, честью, свободой!
Эврар молчал. План девчонки был полон недостатков. Но одно в нем его устраивало. Лошади! Кто знает, может, ему и удастся вырвать вороного из лап этих ублюдков.
– Ты хорошо держишься верхом?
– Я часто ездила на мулах.
Эврар пренебрежительно скривился.
– Не то. Это не боевые кони норманнов.
Она вскинула голову.
– Зато я лучше их знаю леса. Главное – увести их за собой к болотам. Я знаю все тропы через топь, а им придется барахтаться в трясине!
Эврар на миг задумался, затем снял с одного из мертвых викингов шлем и нахлобучил на голову девушки поверх капюшона.
– Не мешает?
Эмма ощутила отвращение. Шлем из толстой кожи со стальными ободьями смердел чужаком. В первый миг она хотела было его сбросить, но увидела, что Эврар и для себя подобрал гладкий шлем с наличием, а другой протянул Ги. Черные глаза воина в прорези шлема казались бездонными провалами.