Ветер с севера - Страница 89

– А чего бы ты хотел, северный волк? Ты погубил все, что мне было дорого, уничтожил всех, кого я любила, а меня…

Она не договорила, опасаясь, что своими речами пробудит его гнев. Однако лицо викинга оставалось насмешливо-равнодушным.

– Грубые слова – монета нищего, девушка. Хотя мудрые люди говорят, что всякая женщина не более чем мешок, набитый бранью.

Эмма отвернулась. Она понимала, что ведет себя неразумно, но была так слаба и беспомощна перед могучим викингом… Ее бессильная злость лишь веселит его.

– Бог тебя покарает, – тихо сказала она. – Рано или поздно. Жизнь злых людей длинна, но и им не избежать возмездия.

Ролло не спеша вращал вертел.

– В том, что я убил твоих близких, нет ничего странного. Давно известно, что в мире царит вражда, как на небе, так и на земле. День наступает на ночь, зима борется с летом. И в этом кипящем котле битвы я не хочу оставаться в стороне. Лучше быть вороном, чем падалью, которой он питается. Одни лишь боги взвешивают жребии и дают победу тому, кто им угоден.

– Ясное дело, – саркастически улыбнулась девушка. – Люди из Гилария-в-лесу напали на норманнов, и только милость ваших богов помогла вам отбиться.

– Если бы ваш монастырь надежно охранялся, вы сумели бы постоять за себя, – спокойно отвечал Ролло. – Но вы были столь беспечны, что если бы не я, то другой разграбил бы его. Вы были слабы и неразумны, мы же – сильны и целеустремленны. Сильный всегда повергает в прах слабого. Почему ваш рыжий граф ускакал, не оставив вам отряда? Вы могли бы обороняться.

Эмма вздохнула.

– Наш добрый настоятель, да почивает душа его в мире, слишком полагался на свои силы. К тому же Гиларий находился в такой глуши…

– Он попросту был глуп, ваш аббат, – резко прервал ее Ролло. – На Луаре уже давно идет молва о богатом аббатстве в лесах. Найти его не составило труда. И этот поп поплатился за свою беспечность. Говорю тебе – так или иначе, Гиларий-в-лесу был обречен.

Эмма молчала. Несмотря на всю свою ненависть, она понимала, что в словах ярла есть крупица истины.

Какое-то время они оба молчали. Ролло оставил вертел и теперь глядел на пленницу. Теплые блики падали на рыжие распущенные волосы девушки. Когда она не злилась и не сыпала проклятиями, то была поистине прекрасна. Чистота и благородство явственно светились в тонких правильных чертах ее лица.

– Мне сказали, что ты родня Фульку Анжуйскому. Кажется, племянница.

Эмма с гордостью вскинула голову.

– Да. Я дочь его сестры графини Пипины из Байе, которую твой приятель Ингольф убил. Поэтому я радуюсь, думая, что смогла отомстить ему.

Ролло нахмурился.

– Я не советовал бы тебе, девица, ворошить уголья, которым лучше и вовсе погаснуть.

Жесткая складка обозначилась в углах его рта, глаза пристально сощурились. Эмма сжалась и откинулась на своем ложе, натянув до подбородка дерюгу. Она была еще так слаба…

Какое-то время она глядела на пролом в кровле. В вечернем небе с визгом носились стрижи. На стенах с потеками птичьего помета шевелились блики костра. Вверх медленно тянулись завитки дыма. Внезапно пламя заколебалось, отпрянуло, и огромная тень варвара, вставшего во весь рост, легла наискось стены.

– Пипина из Байе… – негромко прорычал он. – Пипина из Байе!..

Эмма взглянула на Ролло и задрожала. Лицо ярла было искажено бешенством, и, кажется, она понимала причину. В два шага Ролло оказался рядом с нею, притянул ее к себе за плечи и, глядя в закинутое лицо девушки, в расширившиеся от страха глаза, захрипел:

– Так ты, змееныш, отродье той шлюхи, что лишила жизни моего отца?!.

Эмма вдруг поняла, что это конец.

– Нет, нет! – затрясла она головой, задыхаясь от охватившего ее ужаса. – Я всего лишь ее приемная дочь… Я не родня ей, мы чужие по крови. Пипина лишь опекала меня после того, как норманны убили ее сына.

Ролло какое-то время пристально глядел на нее, затем грубо оттолкнул.

– Приемная дочь… А где сама Пипина? О, ее же убил Ингольф! Что ж, истинный викинг сумел отомстить за смерть друга. А ты…

– А я отомстила за нее. Я любила ее, Ролло, как мать.

Она произнесла это, запинаясь. Ярл зажал рот девушки ладонью, задышал тяжело, но спустя минуту отвернулся. Однако его спина выражала крайнюю степень напряжения, граничащего с мукой. Эмма была поражена. Будь она на его месте, она бы не медлила с местью.

Наконец Ролло перевел дух и спросил:

– Это правда? Или ты отреклась от Пипины, чтобы спасти свою жалкую жизнь?

Эмма вдруг ощутила боль и стыд. Ей казалось, что сейчас из малодушия она и в самом деле предала Пипину из Байе.

– Это правда, – проговорила она. – Как правда и то, что я любила ее, как мать, не помня иной. Можешь убить меня, но я обязана была отомстить за ее гибель.

– Это я всегда успею, – глухо сказал викинг. – А кто же ты такая, что графиня из Байе решила удочерить тебя? Где твоя семья?

Эмма молчала. Хуже не будет, если она скажет правду. Но мысль о том, что ее родители были королями, вовсе не волновала Эмму и по-прежнему казалась странной. Викинг не поверит ей, как и самой ей не верилось.

– Тому, кто медлит с ответом, наверняка есть что скрывать.

– Я была просто покинутым ребенком, – с дрожью в голосе сказала девушка. И, чтобы сменить тему, добавила: – Если не ошибаюсь, жаркое уже обуглилось.

Ролло принялся возиться со стряпней. Эмма же снова отвернулась к стене. Она испытывала некоторое облегчение, поняв, что Ролло не убьет ее, но и ощущала мучительную боль от того, что так легко отреклась от Пипины. Она любила свою приемную мать и не могла вообразить, что предаст ее в один миг. Ей хотелось плакать, губы ее вспухли и задрожали, она всхлипнула. Но и только. С той ночи, как пал Гиларий, она не могла больше плакать. И от этого боль и стыд становились все более жгучими.