Ветер с севера - Страница 94

– Клянусь, ты, должно быть, родня Локи, если все время искушаешь судьбу. Поэтому стоит побеспокоиться о тебе, как я и обещал брату.

Затем он развел у входа костер, от которого повалил дым, прогнавший комаров и речную мошкару, но беспощадно евший глаза.

Ролло извлек из свертка захваченные им куски жареной оленины, подогрел их на угольях и подал один кусок пленнице. Эмма проголодалась после долгой дороги и пережитого страха, желудок требовал свое. Ролло с иронией наблюдал, как она жадно рвет зубами мясо.

– Птичка… – проговорил он, перемалывая свой кусок. Девушка вздрогнула и вопросительно взглянула на него. – Птичка, – повторил викинг. – Что за странное имя? Разве так христиане называют своих детей?

Она проглотила мясо и сказала, не глядя в его сторону:

– Это не имя. Так меня прозвали в Гиларии-в-лесу.

Ролло недоуменно поднял бровь.

– Отчего же Птичка, а не кто-нибудь еще?

Эмма ответила лишь после паузы:

– Я много пела. Вот почему.

– О! – Ролло засмеялся. – Это славно. Если ты такая певунья, то спой мне. Хотя бы в награду за то, что я спас твою жизнь.

Сквозь клубы дыма он увидел, как боль и скорбь проступили на ее лице, сменившись недоброй усмешкой.

– Разве смеет раб награждать своего господина?

Ролло с интересом разглядывал ее. Она была поразительно хороша собой, но было в ней и что-то еще, что влекло его. Откуда эти упорство, мужество, горделивая повадка, несмотря на все неудачи и беды? Она не похожа на обычное дитя сервов, которое одинокая Пипина взяла себе в утешение. В ней чувствуется порода. Простые пахотные люди скоро смиряются с судьбой, принимают ее такой, как она есть, чтобы жить. Эта же рыжая все время играет с огнем, несмотря на свою беспомощность и хрупкость. И на слабоумную не похожа – он помнил, с каким упорством пыталась она загнать его в тупик, доказывая могущество своего Бога.

– Кто же ты? Чья кровь течет в тебе? Если ты не родня четы из Байе…

Он не сомневался, что тогда девушка сказала ему правду. В страхе люди не лгут.

– Кто же ты? – вновь повторил он. – Как звучит твое имя, данное при крещении?

Помолчав немного, она ответила:

– Эмма.

– Эмма, – медленно повторил он. Имя текло по губам, склеивая их, как мед.

Он смотрел, как, насытившись, она укладывается, стараясь поглубже зарыться в принесенные им в грот сухие листья. Не прошло и нескольких минут, как Эмма уснула. Минувший день был тяжел для нее. Ролло еще какое-то время наблюдал за нею, вспоминая, как она прильнула к нему, когда озябла в первую ночь. Где-то в глубине его души шевельнулся отзвук нежности к ней, но он отогнал это чувство. Сегодня они вдвоем висели над бездной, задыхались, слившись в смертном объятии, но для девушки это было совершенно безразлично. Она просто цеплялась за него, думая лишь о своей жизни. Он был никто, больше того – врагом, из-за которого погибла ее приемная мать. Он сам отдал ее на растерзание своим воинам. Но и она была ему врагом, ибо эта беспомощная Птичка запятнала себя кровью Ингольфа. Все смешалось. Ролло почувствовал, как от сумятицы в мыслях ломит виски. Он снял удерживающий волосы обруч, встряхнул головой.

– Странную нить прядут норны для меня, если сегодня я рисковал жизнью, спасая эту бестию…

«Разве вам, язычникам, неведомо, что значит платить добром за зло?» – вспомнил он. Сегодня он поступил именно так, то есть по-христиански. Иначе и не назовешь. Эта мысль позабавила его. Он поудобнее устроился на жестком ложе и лежал, глядя на пробегающие по поленьям синеватые язычки, сквозь дрему вслушиваясь в звуки ночного леса…

На следующее утро они вновь пустились в дорогу. Следуя за Ролло, Эмма спросила:

– Если ты вчера все время шел за мной по пятам, то должен был заметить норманнскую лодку, шедшую по реке на веслах. Отчего ты не окликнул своих?

Ролло поглядел на нее, словно она внезапно лишилась разума, и покачал головой.

– Ты даже не Птичка, ты цыпленок, только что вылупившийся на свет, который считает, что все, кто попадается ему на глаза, только и ждут, чтобы понянчиться с ним. Неужели ты полагаешь, что эти викинги кинулись бы ко мне с распростертыми объятиями, вместо того чтобы заковать в цепи, едва я заговорил бы на их языке? Учти, девочка, чужак скорее приставит тебе нож к горлу, чем поделится куском. Встреча с твоими соотечественниками должна была убедить тебя в этом. И уж если христиане поступают так друг с другом, то что говорить о людях севера, стремящихся урвать для себя долю пожирнее.

В его словах была горечь, однако настроение изменилось к лучшему, потому что теперь он уже хорошо знал местность, по которой они двигались. Лес кончился, по сторонам тянулись невысокие холмы, в заболоченных низинах пищали болотные птицы, в воздухе мелькали то цапля, то кулик. На возвышенностях курчавились рощи. Но над всем этим благодатным краем висела давящая, тяжкая тишина. Прозрачный воздух летнего дня был отравлен дыханием смерти: то проплывал в стороне горбатый силуэт виселицы, то среди густых полей темнели раздутые туши падали. Там и сям на склонах виднелись развалины каменных построек, в низинах лежали пепелища сгоревших селений. Живые существа, едва завидев их, спешили скрыться. Издали они казались не людьми, а какими-то истощенными подземными тварями, выползшими на свет из мрачных расселин. Если же удавалось различить их лица, то обнаруживалось, что те выражают лишь озлобление, угрюмое беспокойство. Лишь однажды кучка людей не уступила им дорогу, но, едва разглядев их, Эмма похолодела. Это были изъеденные проказой уроды. Они молча остановились, повернув к путникам свои багровые львиные морды, покрытые волдырями и язвами. Один из них безъязыко замычал, взмахнув рукой. Эмма схватила Ролло за руку, и викинг сошел с дороги, увлекая ее за собой. Но еще долго ей казалось, что их взгляды жгут ей спину. Ролло тоже перевел дух и убрал руку с рукояти меча.